Versus |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
|
но вообще-то совершенно не так, конечно же.
дух огня не делает людей лучше.
мир по-прежнему остается сложным.[icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/e7/78/1070/256948.jpg[/icon][nick]Tenten[/nick][lz]если усложнять и без того сложный мир, то просто жить в нём станет невозможно.[/lz][sign]«⊗»[/sign][status]не забывай улыбаться, держа кинжал за спиной[/status]
У войны имелось лишь два положительных момента: рано или поздно оно заканчивалась, по своему завершению делая полезным каждого, кто выжил и остался хоть сколько-то дееспособен. На этом, пожалуй, всё, но о большем и просить не следовало. Не важно, что по сути эта война завершилась исключительно из-за эффекта неожиданности и вмешательства кого-то сверх [никто толком так и не понял, что произошло, оказавшись во всеобщей прострации], по сути не разрешив ни единого спора и лишь отсрочив следующий из-за истощившихся ресурсов. Тентен не являлась Хокаге или тем самым стратегом, которому полагалось бы об этом думать. Она многого не знала, многого не понимала, но была в курсе, что ей и не надо: бытие исполнителем и оружием не требует всезнания, а отсутствие всезнания дарит мотивацию и способность жить, действовать, как и хоть какую-то веру в людей, в свое дело, в мир; хоть во что-то. Если же говорить о втором... там всё не столь однозначно, хоть и вполне себе четко.
Тентен не считала себя сильным воином, поняв, что как Тсунаде не станет никогда. Пускай даже так, пускай сколько угодно уступает кому угодно, сейчас, после войны, куноичи ощущала себя нужной как никогда: целая, выжившая, не ставшая инвалидом или обузой, она была причастная, активная, а её навыки сокрытия предметов и владения оружием стали очень востребованы, такие необходимые для восстановления деревни. Труднее всего, кончено, приходилось медицинскому корпусу, потому что счастливы те, кто просто погибли: с войны вернулось очень много раненных и инвалидов, и все они легли не только на плечи выживших, но и, в первую очередь, медиков. Им стоило сохранить жизнь, по возможности помочь подняться на ноги, а кому не смогут... Хокаге стоило думать, что с ними делать, куда пристроить, как обеспечить. Многие из тех людей стали по сути не нужны, потому что не смогут быть наемникам или вообще хоть кем-то и... Это было самым болезненным для Тентен. Осознание, факт и реальность, что более всего не хотелось признавать, но приходилось. И особенно больно было от того, что Гай-сенсей, он... тоже... и... Нет. Тентен воевала и вернулась не для того, чтобы унывать. Все те люди, шиноби, Неджи... они умерли не за то. Они дали шанс, чем бы война не кончилась и кто бы её не завершил, продолжить жить после, и теперь тот минимум, что куноичи могла сделать - это сохранять силу духа, работать на благо и трудиться изо всех сил. Слишком многое потеряла Коноха, никого эта война не обошла стороной. И речь не о том, что деревня потеряла Наруто и Саске - это лишь верхушка. Ведь даже её команда №9... По сути, её не стало. Неджи погиб: в суматохе войны они даже не успели оттащить тело, чтобы похоронить его, а после в боях оно просто потерялось, за что ещё долго гложила совесть, но чего не изменить. Война есть война, да? Гай-сенсей выжил, но заплатил высокую цену. Остались лишь Ли и Тентен, оба повзрослевшие, как и всякий побывавший на войне, и оба не намеревавшиеся унывать. Трудиться больше, тренироваться дальше, служить примером и показывать - в том числе и Гаю-сенсею - что они рядом, что все эти жертвы не напрасны. В конечном счёте, времени на то, чтобы унывать и философствовать, у них просто не имелось. Как и привычки такой изначально. Не их долг.
Деревня восстанавливалась медленно, потому что разрушения огромны, ещё больше - пострадавших. Отчасти помогало, а отчасти усугубляло положение то, что многие не военные поселения по всей стране Огня оказались разрушены, потому в Коноху ринулась волна из не-шиноби, простых мирных жителей. Им некуда идти, не у кого искать помощи и защиты, в то время как послевоенный мир стал слишком опасен. Эти люди помогали отстраивать и восстанавливать, но и сами нуждались в помощи. Вероятно, какой прежде Скрытый Лист более не станет, да? Может, оно и к лучшему. Раз здесь были люди, раз люди тянулись сюда, значит у Конохи как минимум имелось будущее - этого Тентен достаточно, чтобы двигаться и не унывать. И ей, и Ли, и остальным. Даже Гай-сенсею, которому было тяжелее всей их команды, тяжелее многих вернувшихся. Он остался без дела всей своей жизни. Но, благо, остался не один, как это выходило с Конохой, имевшей своеобразное отношение к опасным и бесполезным. Послевоенные реалии не позволяли оставаться одним, каждая жизнь была важна хотя бы потому, чтобы оставалась мотивация и ценность их идеалов. А Гай-сенсей - то исключительный человек, не сломавшейся и, несмотря ни на что, не потерявший всего огня в глазах. Тентен, Ли, может быть даже Какаши - каждый сделает что им под силу, чтобы этот огонь не угас. Они коноховцы. Они шиноби. Они... люди, в конце-то концов, и, наверное, всё-таки в первую очередь. Теперь, пока войны не будет ещё долго и жить придётся не для смерти и убийств, а во имя жизни. О политике и власти пока стоило умолчать, там... свои изменения.
Отстраиванием Конохи дело не ограничивалось, впрочем. Деревня Скрытого Листа оставалась поселением наемников, выживавшей не за счёт риса или иных культур, а за счет услуг, миссий, службы Дайме и всем тем, кто готовы заплатить. А поскольку война затронула людей повсеместно, в помощи нуждались едва ли не везде. Поэтому и без того экстремально не хватающие кадры приходилось распределять так, чтобы часть отправлять за пределы Конохи на помощь. Что легло на плечи Какаши, во что оказался втянут Шикамару и ещё ряд джонинов, способных думать логически и далее по писку.
Именно поэтому Тентен сейчас находилась на отшибе страны Огня, куда добиралась дольше недели и до сих пор не достигла своей конечной точки. Её отправили потому, что посыльный из куноичи вышел замечательный: она юркая, находчивая, выносливая, тренированный шиноби, способный за себя постоять, но что важнее - умела переносить буквально что угодно, запечатывая это в свитках. Что полезно при строительстве, передаче ресурсов, объектов, да почти всего на свете. Не нужно было использовать десяток людей, чтобы тащить, достаточно навесить на себя десяток свистков, что едва ли являли собой нагрузку, и почти налегке двинуться к нужной точке. Потому всё чаще бывала за пределами Конохи, принимая такое положение вещей как должное - наконец-то пригодилась такой, какая есть. Выматывало, не давало помочь своим напрямую на месте, но... Кто-то должен, так пускай же будет Тентен, не проблема. В том её вклад.
Время от времени куноичи нуждалась в отдыхе, потому ясное дело, что останавливалась на передышку. Иногда прямо в лесу, иногда в полях, иногда в домах у людей-одиночек или в небольших деревнях: страна Огня очень разная, но шиноби сейчас ценили все, как и возможность просто поговорить... после всего. Сейчас Тентен была близка к поселению, однако старалась в целом обходить их стороной, останавливаясь чуть поодаль или на отшибших. Помощь нужна всем, трудно отказать, а у нее задание и ждут дома. К тому же... больно это, правда больно - мир после войны. Потому что... ай, хватит уже об этом.
На этот раз Тентен решила сделать небольшой перевал меж полей: солнце пекло над головой, сейчас трудно двигаться, а у лесополосы на окраине неплохо отдохнуть на деревьях, спрятавшись в тени. Там же обычно недалеко водоемы, потому можно будет пополнить запасы и сполоснуть лицо, охладившись. По окрестностям разбросаны редкие домики, все-таки это самая окраина за чертой поседения, а ещё имелось несколько огородов. В общем, поминая былые времена и естественную привычку, куноичи беззвучно и беспроблемно устроилась на одном из деревьев: отсюда видны и поля, и разбросанные огороды, и несколько домишек, один из который вот совсем-совсем рядом, и редко появлявшихся людей. Монотонная картина простой жизни расслабляла и помогала уйти в полу-дремоту, что Тентен и сделала бы, если бы взгляд не задержался на фигуре одного из местных, что вышел возиться в огороде. Отчего зацепился? Тентен не знала, но...
Этот человек был знаком. Вернее, очень сильно напоминал прошлое, от которого внутри неприятно кололо, так и не отлегло, сколько ни прикрывайся делами и отсутствием свободного времени. Отвести бы взгляд и всё тут, да вот она продолжала смотреть и рассматривать, невольно ловя образы, воспоминания и... что? Его глаза. И почему у Тентен не плохое зрение.
Не может быть. Показалось. Это игра света и воображения. Ведь... не может быть.
Он просто похож на Хьюга. Ведь вне глаз у них, если честно, довольно типичная внешность, как и Учиха, хотя кроме Саске девчонка никого и не видела. Тёмные волосы в смысле, кожа светлая, достаточно традиционные одеяния, да и многие мужчины носили длинные волосы в принципе - сколько в мире таких людей? Как и серых глаз, что при подобном свете...
Чёрт знает, кто и зачем дернул куноичи, однако она, ведомая тем, что ныло внутри, не надеждой, но... да какая разница! спрыгнула с дерева и, переборов внезапно охватившее ее стеснение и неловкость, граничившее с паникой, несвойственными ей в целом, приблизилась к огороду.
- Хорошая погода в этом году! То что надо для выращивания... чего угодно, хоть и немного суховато, - обратилась она с улыбкой к незнакомому, так похожему на их Неджи. - Простите, что так нагло лезу, но... может, вам помощь нужна? Я бы с удовольствием вспомнила, как копаться в огоро... - нет. Нет, нет, нет. Глаза. Это спокойствие. Всё. Не может быть. Тентен мерещится, и это отразилось на её лице, - ... де.
Ей показалось, что повисло вечное молчание. Куноичи словно куда-то провалилась, потому что ноги оказались буквально вкопаны в землю, отказываясь слушаться.
"Не... Неджи?" - глаза раскрылись шире. Не может быть. Невозможно. Это сон или солнечный удар от усталости. Надо побить себя по щекам. Надо. Это все неправильно. Ложно. Но и по щекам не получилось. Тело свело изнутри и безо всяких там техник. Это... И... Но... А... [nick]Tenten[/nick][status]не забывай улыбаться, держа кинжал за спиной[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/e7/78/1070/256948.jpg[/icon][sign]«⊗»[/sign][lz]если усложнять и без того сложный мир, то просто жить в нём станет невозможно.[/lz]
Солнце стояло в зените над самой головой, насквозь прожигая палящими лучами незадачливых людишек, решивших в такое время выйти наружу из-под защиты своих домов. Обычно в эту часть дня даже самые отъявленные трудоголики предпочитали пережидать откровенное пекло занимаясь домашними заботами и избегая открытого солнца, но Неджи отчего-то нравилось выбирать для работы именно это время дня. В самом начале его бледная кожа отчаянно краснела и шла волдырями, стоило ему только закатать рукава или убрать волосы под повязку, обнажая намокшую от пота шею, но с течением времени все само собой сошло на нет, пусть желанная смуглость так и не заменила его аристократической белизны. На самом деле Неджи нравилось работать в одиночестве, избегая испытующих взглядов других крестьян, явно скептически относившихся к его изначально неровным посадкам и неумело окученным грядам: как и всякий гений он болезненно переживал неудачи, а потому предпочитал оттачивать мастерство самостоятельно, представляя на суд зрителей уже готовый результат. А после это вошло в привычку, как и чужие взгляды, едва-едва сменившиеся если не на приязненные, то хотя бы лишившиеся изрядной доли подозрения.
Сегодняшний день ничем не отличался от десятков дней, что были до и будут после, с тех самых пор как он открыл глаза и осознал, что напитавшееся кровью павших поле битвы готово жадно пожрать его остывающее тело, а привычная нудная боль от печати больше не впивается в его душу острыми коготками. Был ли тот миг мигом свободы или тотальной растерянности Неджи так и не понял, но предпочел запереть его в памяти именно в таком виде и больше никогда не возвращаться к нему, оставив его так же глубоко внутри, как и погребенный под слоями сгоревших убеждений долг шиноби. Неджи-крестьянин о подобном не думал; он работал размеренно и монотонно выпалывая сорняки, рыхля почву и подвязывая особенно разросшиеся кабачки, отчего-то удававшиеся ему куда лучше, чем прочие овощи.
В правом плече заныла затянувшаяся рана, которую он изредка тер ладонью разгоняя кровь и рассеяно отмечая, что судя по всему погода к вечеру должна испортится. Должно быть будет дождь — в воздухе стояла густая и вязкая духота которой рукой подать до того, чтобы сконденсироваться в тяжелые грозовые тучи. В такие дни оставленные войной шрамы ныли особенно нудно и Неджи работал еще тяжелее, сознательно замещая эту боль свежей и благородной усталостью от хорошего труда, прежде неведомой выходцу из благородного клана. Пускай шиноби и нельзя обвинить в праздности или в недостатке работы над собой, но усталость после изнурительной тренировки не шла ни в какое сравнение с тем, что он испытывал от целого дня грубой крестьянской работы.
Лишь недавно Неджи стал признаваться себе, что ощущает себя очистившимся и даже самую малость обновленным, будто бы забившаяся под ногти черная земля могла заглушить запах крови, исходящий от его ладоней.
Война — это то, к чему их готовили на протяжении всей сознательной жизни. Готовили постепенно, исподволь и упрямо, вкладывая им в голову мысль, отголоски которой уже были в их генах и мягко проступали из темноты неосознанности с каждым сделанным вдохом: вы должны убивать. Убивать так же легко как дышите, как делаете шаги, как смеётесь и разговариваете с товарищами, что точно так, как и вы сами, должны под слоями этой беззаботной ребячливости держать одну единственно верую мысль: вы — убийцы. Не просто так, разумеется, во благо, во имя, для и потому что. Ради своей деревни, ее жителей, их мира и спокойствия, а ещё собственного процветания, потому что если вы перестанете убивать, вы станете не нужны. Об этом надо напоминать самим себе и всем окружающим, если вдруг в их сознание заползает крамольная мысль о том, что мир можно поддерживать иными средствами, не проливая крови и не состоя в вечной конфронтации сил между странами. Война — это власть, это сила и уверенность в завтрашнем дне, и никто не желал лишаться власти, которую давали сила и страх перед целой деревней, обеспечивающей военную силу всей страны.
Неджи долгое время верил в это безропотно, а точнее не видел противоречия в словах и поступках, будучи не просто шиноби, но шиноби из клана Хьюга и там, где иные могли бы заметить и ухватить истину, он был связан по рукам и ногам шорами в виде долга перед собственным кланом. До тех пор, пока не столкнулся с войной лицом к лицу. До тех пор, пока не умер на чужих руках, отпуская и свой долг, и свои обязанности, которые он исполнил до самого конца. Быть может он видел все это раньше и впредь, на миссиях или выполняя задания, но не с таким нечеловеческим оскалом, не с подобной грязью и ужасами, которые не испугали его, но оставили в душе глубокие и грязные отпечатки.
Тяжелый труд уводил его прочь от этих бесполезных мыслей, наполнял смыслом его существование и давал ему тот желанный глоток свободы, которого он был лишен, замкнутый в рамки того мира, в котором родился и вырос. Любой шиноби поселения назвал бы его поступок малодушным, трусливым и жалким, но Неджи больше не был шиноби и не мерил свои действия их мерками. Но и стать кем-то другим окончательно он еще не успел, должно быть именно потому избрав для жилья дом на самой окраине поселения и избегая излишнего общения с местными жителями, считавшими его странные глаза следствием серьезной травмы, пережитой им на войне. И он не разубеждал их, намеренно выбрав для себя занятие, настолько далекое от его прежнего ремесла, насколько это возможно.
Но не зря говорят, что чем дальше бежишь от себя, тем быстрее прошлое гонится следом. Его оно настигло с силой его самой мощной техники, нанеся подряд все 64 удара в грудь через недоверчиво распахнутый и переполненный надеждой и неверием взгляд Тентен, а еще вернее ее голос, раздавшийся за его спиной.
Медленно вдохнуть и выдохнуть, как учил отец, не позволить мыслям метаться в панике, пытаясь понять не выдал ли он себя намеренно, не бьется ли его чакра на всю округу призывным пламенем и что, о ками-сама, здесь делает Тентен? Нет, Неджи не был дураком и знал, разумеется знал, чем будут заниматься шиноби его деревни после войны, догадывался, что вероятность такой встречи пусть и ничтожна, но не совсем невозможна, но, о великий дух огня, почему именно Тентен?
Не то чтобы он желал или не желал встречаться с кем-то конкретным из Конохи, но Тентен, или Ли, или Гай-сенсей... Каждое из этих имен вызывало длинный укол вины прямо в сердце, потому что они были его командой, семьей в каком-то смысле, даже если как Хьюга он и не позволял себе таких крамольных мыслей. И он в самом деле бросил их, не потому, что они бы не поняли (наверное, не поняли бы), но потому что они уже отпустили его, как отпустили и других павших.
— Ты права, если бы дожди были чуть чаще, урожай был бы еще обильнее, — Неджи почти незаметно сглотнул сухость в горле и медленно выпрямился, сжимая в руках рукоятку граблей лишь чуть сильнее, чем это было необходимо. — Здравствуй, Тентен, я рад тебя видеть.
В порядке?
Живой?
Свитки в момент показались таким тяжелыми, хотя прежде ни их наличия, ни их веса Тентен привыкла не замечать, будучи тренированной сильной куноичи, часто имевшей дело и с куда более тяжелыми да неповоротливыми вещами. А сейчас почувствовала этот груз. На спине и внутри себя: в груди, в глотке, в горле, в солнечном сплетении, в глазах и в голове. В этих несчастных свитках в момент собралась вся боль, все воспоминания, вся тяжесть. Того, что было. Того, что имелось сейчас. Того, что осталось в прошлом. Того, что похоронено в братской могиле тех, чьи тела не удалось найти на поле брани, а потому полагалось поминать хотя бы так [как и Наруто]. Того, кто был для неё одним из самых дорогих людей среди прочих, и самим близких среди тех, кого у Тентен отобрала война.
Она застыла, широко раскрыв глаза. Покраснела, побледнела, и снова. Кулаки сжались и разжались. Глаза уставлены на эту знакомую фигуру, которая оказалась не якобы и не словно, а в самом деле знакомой.
Неджи.
Неджи. Неджи. НЕДЖИ.
Живой. ЖИВОЙ.
Здесь. Не с ними. Живой. ЖИВОЙ. Неджи.
Куноичи словно бы куда-то провалилась, вросла в землю, стала одним из этих неровных в сравнении с другими растениями, однако не прибитая к почве, лишь только иссушенная недостатком воды. Прямо как Тентен сейчас: во рту пересохло, но попить воды даже не подумалось. И воздуха не хватать стало тоже, но попыток набрать его, снова, не предпринималось.
Это солнечный удар.
Это невозможно.
Они все видели, а потом, и, тогда, похороны, молчание, слезы, а команда, а Гай-сенсей, а, а, а...
В голове одновременно и пустота, и звонок, и винегрет. И знакомый голос, отзывающийся в памяти, сердце и где-то ещё. Скрежетом, царапинами, нарывами, что не могли не зажить, потому что после войны не нашлось времени на страдания. Слишком многие угасли и померкли, действуя лишь потому, что надо, пустые и безо всякого огня изнутри. Они лишились родных и близких, вернулись на обломки прошлого, в разрушенный мир. Больше не было Наруто, Гай-сенсей не ходил на руках посреди дня, почти ничего не было как прежде, даже если люди сплотились, жизнь продолжалась и мечты осторожно, скромно, но всё-таки начинали формироваться то тут, то там. Дети рождались, дети росли; год - это больше, чем кажется, но недостаточно. И потому среди всех тех, кто угас внутри, Тентен оказаться было нельзя. Запрещено. Недопустимо. Ей стоило [нужно] гореть [Страна Огня]. Бывшей команде стоило гореть. Всем, в ком ещё что-то осталось. Игнорировать боль, ценить то, что сохранилось, не обесценивая этим память погибших и их вложенные в ничто смерти.
Знакомый голос.
Не забытый.
Но похороненный.
Глаза в глаза.
И целая вечность.
- Не... джи... - одними губами. Подул тёплый ветер.
Ей не показалось. Это не может быть правдой, это не осознавалось правдой. Но вот оно, палящее солнце, чёртово поле на отшибе страны и ногти, что до крови впились в ладони вместо пощечины. Тентен не верила в воскрешение, Тентен принимала смерть как конечность. Оттого ничего не понимала сейчас, почти делая ставки на солнечный удар или гендзюцу, что стало бы совсем худо. Рассеять её? Пустить свою жалкую чакру?...
Свитки почти все рухнули на землю мертвым, лишним, отягощающим ставшим и без того тяжелую душу, пока Тентен, то ли взяв себя в руки, то ли потеряв контроль окончательно, в момент дёрнулась с места, буквально ринувшись к Хьюга. Реальному или нет, но, и... Просто на раз-два сократила всю существующую дистанцию, на секунду показавшейся целой бесконечной пропастью, и, игнорируя то, что у юноши заняты руки, игнорируя его растерянность, игнорируя абсурдность ситуации, игнорируя даже свою собственную растерянность со смятенными чувствами, просто сжала в его в объятиях. Мелкая, казавшаяся хрупкой, а на деле с крепкими, живыми, теплыми объятиями.
- Неджи, - то ли на выдохе, то ли сдавленно. Счастливо, обиженно, вообще непонятно как. В горле встал ком, и если эта смерть до сих пор её беспокоила, если целый год интенсивных трудов и перенасыщенной жизни с найденным среди других людей местом нес делал достаточно, чтобы запихнуть его ещё глубже, если чтобы задеть и выплеснуть достаточно лишь одной вшивой, жестокой иллюзии... Тентен плевать. Ей вдруг стало плевать, потому что ноги держали лишь потому, что она обнимала того, кого они все хоронили. Самого сильного, один из своих примеров, не чужого человека. Совершенно не замечая, да и не планируя обращать внимания, на то, что по щекам потекли слёзы. Хотя вообще-то Тентен не плакса. Она умела играть эмоциями и пользовалась этим, но вот плакать... Вдруг оказалось, что боли в ней достаточно. - Это правда ты, Неджи? - сжимая пальцами крепко-крепко. - Как... Неджи... Это не гендзюцу? Жестокое, если так, - глухо, через предательские всхлипы. Сильные и независимые куноичи не плачут, но когда есть ещё и человеческая душа, не убитая этим самым шиноби - тогда сложнее.
- Ты... жив.[nick]Tenten[/nick][status]не забывай улыбаться, держа кинжал за спиной[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/e7/78/1070/256948.jpg[/icon][sign]«⊗»[/sign][lz]если усложнять и без того сложный мир, то просто жить в нём станет невозможно.[/lz]
Потери на войне это нормально. Это предопределеный порядок вещей, неизбежность и постоянство в жизни шиноби. Терять близких, друзей и родных, оплакивать их и идти дальше, чтобы после кто-то оплакал тебя, если тебе повезет умереть раньше, чем ты останешься совсем один. Для Неджи смерть была чем-то обыденным, но так и не стала обыденностью. Смерть отца сломала его надолго, но лишь укрепила его убежденность в том, что рано или поздно он умрет и сам, ради собственного клана, ради его главы, ради Хинаты-сама и ее будущего, потому что так должно было быть; и это произошло. Он жил, чтобы умереть и умер, чтобы жила другая, гораздо более важная и для него и для клана. Он закрыл глаза с уверенностью, что исполнил свой долг и что теперь он может уйти. Но почему-то не совсем и не окончательно, а ровно настолько, чтобы его смогли выходить вовсе не ирьенины, а простые деревенские знахари, на долю которых достались горы трупов и брошенные раненные, которых в суматохе после победы не посчитали нужным хоть как-то отсортировать. Деревни откатились в свои границы, поспешно унесли с собой тех, кого могли забрать, а остальное пустили на самотёк.
На его счастье.
Он понял это не сразу, сначала порываясь вернуться едва только смог двигаться и говорить, едва смог выходить на крыльцо, кутаясь в побитый временем плед чтобы смотреть, как обычные люди разгребают оставленные войной обломки. Чужой войной, не их и не для них, пусть даже и они по-своему нажились на произошедшем. Они не роптали и не жаловались, отчасти не считая случившееся чем-то необычным, не считая смерти и разорения чем-то ненормальным для этого мира и уклада жизни, а отчасти уверенные, что теперь им, выжившим, найдется место, ибо война обеспечила хотя бы пару десятилетий мира перед новым витком насилия. Но то дело будущего и думать о нем стоит после.
И Неджи проникся этой жизнью одним днём, эгоистичной жизнью песчинки, носимой по воле ветра. Не пожелал возвращаться в рабство и оковы, сколько бы не ломало и не терзало, сколько бы не зрела в душе необходимость, как бы не тянуло в клетку больное чувство долга. Он остался, благодаря долгой слабости сумев сдержать себя, а после ушел так далеко, как только мог, оставляя между собой и кланом многие ри нечейных земель.
И вот сейчас, неуклюже и неловко обнимая Тентен, поспешно отбросив в сторону зажатые было между ними рабочие инструменты, он ощущал себя вовсе не свободным, вовсе не ушедшим от грязи и давления клана, но предателем, забывшим, что кроме этого в его жизни было место и настоящему, не взращенному кланом или воспитанием; его собственному: чувствам, эмоциям, близости, той самой, когда присутствие не тяготит, но греет, когда ощущаешь поддержку просто потому, что ты это ты.
Человек, шиноби, сокомандник, друг.
— Тентен... — растерянно хмурится Неджи, не зная на первых порах, что и сказать на эти крепкие объятия. Он ожидал чего угодно: пощёчины, удара, гневной тирады, но отчего-то не объятий и слез. Тентен не Ли, не тот вечный соперник, не раздражитель, на который изломанный Неджи реагировал против воли, мня себя в праве учить и увечить, но нечто иное. Принятое как должное, вписанное в мир как нечто давно бывшее там и необходимое, как-то и враз оказавшееся на своем месте. Тентен... была, улыбалась, смеялась, закатывала глаза, волновалась, стояла за спиной или по правую руку, иногда злилась или требовала его заботы в бою (не намеренно, а просто потому, что он всегда присматривал за нею и Ли краем глаза), но не терзала, как все прочее. И Неджи скучал. Правда скучал по команде и по сенсею, но нежелание возвращаться, слишком болезненная зависимость от своего родового имени, от стершейся со лба печати и едва отпущенных прочь установок перевешивало даже это горе.
— Это я, — сознается Неджи, словно подписывает себе приговор. Он знает, что радость вот-вот сменится чем-то иным, когда первая эмоция пройдет и куноичи поймет, кто перед ней и что произошло. Поймет, что здесь делает Неджи и какой выбор он сделал, не имея на то прав, даже имея причины. — Но солнце и правда слишком жаркое сегодня, ты, наверное, весь день провела в дороге, — говорит Неджи, чтобы говорить хоть что-то, заглушая в себе волнение, что неизбежно поднимается из глубины души. Ему казалось, что он тверд в своем решении и ему нет причин оправдываться, но дожидаясь пока Тентен успокоится и возьмёт себя в руки (а это произойдет очень скоро, ибо ее самообладанию мог бы позавидовать кто угодно), он никак не мог избавиться от бестолкового желания начать глупо оправдываться прямо сейчас, не желая видеть отвращения или злости в ее глазах.
— Идём в дом, — он мягко отстраняет ее от себя и поспешно отворачивается, наклоняясь и собирая выпавшие из ее рук свитки, не успевшие испачкаться в сухой земле, давно не видевшей дождя. В последней фразе разом смешались вопрос, приглашение и требование, замешанные на растерянной реакции Неджи на слезы девушки, которых он не мог ожидать. Видеть женские слезы ему не в новинку, но уж точно не от Тентен. И это неожиданно больно, неожиданно неприятно ощущать, как жёсткая ткань его рабочей рубашки промокает от ее слез по нему, по отвратительному товарищу и ужасному другу, так легко отвернувшемуся от них и от нее тоже. От Тентен, не сделавшей ничего плохо или неправильно.
Все его оправдания, причины и резоны кажутся несущественными, жестокими и глупыми. А ведь Гай-сенсей говорил, вбивал в их пустые головы то, что понимал сам, что вынес на своих плечах и отнюдь не из наивности, но из внутренней силы, из глубинной мудрости, которая мало кому ещё была дана (быть может только Ли). Команда, дружба, близость — вот что важно, вот что помогает перешагнуть через все, что помогает держаться и держать. И это справедливо, но не для Неджи. Ведь Неджи — Хьюга, и то, что говорит сенсей вовсе не для него, вовсе не для дитя последнего древнего клана.
Но Тентен плачет и по всему выходит, что и для него тоже, иначе почему же так больно, почему вина гложет позвоночник и вместо того, чтобы обнять Тентен крепче, ее хочется оттолкнуть?
— Прости, — как-то глухо и пусто выдыхает Неджи, враз растеряв недавнее безразличие. — Но это и правда я. Не гендзюцу, но я бы очень хотел, чтобы это было оно.
Свитки оттягивают руки и он перекладывает их в простую грубую сумку для урожая, перекинутую через его плечо не поднимая глаз на куноичи. За год произошло многое. Тентен изменилась, изменился и сам Неджи, но почему-то ему не хочется всматриваться в нее и сравнивать, узнавать, понимать и видеть, сколько надломов появилось даже в ней. Ее слезы и без того говорят слишком уж о многом.
Это неожиданно, это выбивалось из всех ожиданий и планов. В момент выбило, пускай и ненадолго, из терпеливой и волевой куноичи буквально всю почву из-под ног. Потому что их команды уже не было, Неджи не было, Гай-сенсей не был прежним, Коноха, мир, всё кругом изменилось, перестав говорить о грядущей о войне, пока вылазил из-под её руин. Тентен хватало силы духа, воли, выносливости, характера, понимания, веры и так далее, и так далее. Она бы ни за что не поверила, что так просто расплачется, ведь это последнее, какой и за чем можно было застать, и тем более представить Тентен. Но вот она, практика: оказалось, боли скопилось слишком много, как и напряжения, как и давления. Вот только плакала куноичи вовсе не от боли - шиноби не для того становились сильными и готовыми как к потерям, так и к собственной смерти в любой из её форм. Как бы эти слёзы не выглядели, они были радостными. Потому что терять людей хоть и нормально, но больно; хоть сторонних, хоть самых близких. А вот находить их - это боль с обратной стороны, бесценное счастье и поворот судьбы, заставляющий верить. Во что-то. Верь, и за какие-то из твоих потерь воздаться. Тебе, а потом когда-то и кому-то ещё.
Оказывается, Тентен на такое способна. На такой спектр. Не задирающийся, не закатывающий глаза, не растягивающийся в улыбке радостной или терпеливой, не подсознательно ищущей поддержки в бою или в принципе. Оказывается, она могла и так; откровение для самой себя. Только всхлипами, когда действительно почувствовала жизнь в том, кого обняла, услышала знакомый голос. Не сухой, такой... такой... В самом деле живой. Неджи. Неджи, которого они даже не смогли похоронить, но навсегда оставили в прошлом, как и всех других павших героев войны. Потому что иначе не бывает, такова жизнь, такой всегда описывали войну книги и старшее поколение.
"Неджи."
Она сейчас совершенно не знала, как реагировать, что говорить, что делать, не цеплялась за мысли и вообще не знала, имелись ли они у неё. Стала не шиноби, но человеком, потому что та ли она натура, что будет жива, если выбить из неё всё людское, человеческое, сердечное? Это всегда мотивировало и вело Тентен, особенно теперь. Сейчас же... столько всего и сразу. Не нужно быть умным как Шикамару, чтобы понять некоторые истины: они не нашли труп Неджи потому, что трупа-то и не было, он то ли был кем-то спасен, то ли покинул поле боя, то ли ещё чего; а ещё выглядел вполне здоровым, вон возился с огородом, однако возвращаться в Коноху не спешил; если присмотреться, можно обнаружить и то, что знакомый символ - хоть и малопонятный людям вне клана Хьюга - исчез с его лба. Но какая разница? На эту секунду, на момент. Радости, шока. Тентен никак не была готова к этой ситуации, ведь мертвецы не оживают, но попала в неё. Потому в недоумении, озадачена, обезоружена в каком-то смысле. Но только так ли это важно? Какая разница, что говорить и что делать? Несколько глухих всхлипов вырвались из груди, прежде чем куноичи разжала объятия и поспешно вытерла слезы, злясь на себя за слабость, но совершенно не цепляясь за свою злость. Не верилось. Но это реальность. Сны Тентен на деле обычно снились бредовые, в после того чёртового попадания невесть в какое гендзюцу она вообще практически перестала их видеть, будучи за это даже благодарной и уставая достаточно, чтобы просто отключаться после насыщенных тяжелых дней.
"Живой".
- В дом? - после паузы в вечности всё-таки немного озадаченно и сбито переспросила. А, ну, да, разумеется, Неджи не мог жить на улице. Конечно же у него был дом, вот прямо за спиной который. Это лишь из состояния шока. Больше ничего не спросила и поняла, о чём речь, потому просто решительно кивнула: хорошо. Да, на миссии, вот только Неджи - это их команда, был, по крайней мере, не чужой человек и... могла позволить себе. Если бы случился дождь или буря, то точно также осела бы где-то, чтобы переждать, потому даже не подумала о том, чтобы поторопиться. Совесть чиста. А сердце... предательски стучало в груди, переживая, ничего не зная, болезненно щемя, но переполняясь какой-то надеждой, совершенно непонятно во что заключавшейся.
"Здесь."
Чтобы оживить обоих и как-то сдвинуть эту странную ситуацию дальше, Тентен, игнорируя некоторую внутреннюю ватность и слишком четкую реальность, подняла-переняла часть свитков, о которых вспомнила благодаря щелчку в голове и Неджи, пока более ничего не говоря и никуда не дёргаясь. Подумать только. Это в самом деле происходит. Успевший вытянуться, чем-то броско поменяться, но всё равно Хьюга Неджи. Их Хьюга Неджи. Без них. Тут. Здесь.
[nick]Tenten[/nick][status]не забывай улыбаться, держа кинжал за спиной[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/e7/78/1070/256948.jpg[/icon][sign]«⊗»[/sign][lz]если усложнять и без того сложный мир, то просто жить в нём станет невозможно.[/lz]
Если бы Неджи пытался подобрать слово, что идеально описало бы повисшую между ними атмосферу, то это слово было бы «неловкость».
Испытывала ли Тентен схожие с ним чувства, ощущала ли себя столь же скованной, как и он сам? Его душу вновь разрывали голодные собаки, а на пепелище вырастали ядовитые цветы вины и желанной свободы, слишком дурманящие ему голову своим ароматом. Он был рад видеть Тентен и ненавидел это чувство одновременно, потому что на месте куноичи он видел не ту подругу детства и сокомандницу, с которой прошел огонь и воду, но иного человека, столь же изъеденного войной и болью, как и он сам, даже если части ее личности были сшиты сейчас (да и всегда) куда крепче, чем у него. Он не желал этого зрелища, не хотел видеть ее такой, стремясь сохранить в душе иные воспоминания, пусть не беззаботные (жизнь шиноби никогда не была таковой), но куда более светлые и чистые, не отягощенные теми шрамами, что избороздили их после прошедшей войны.
Нет, Тентен была цела и невредима, она не была изувечена, не была слаба и была в строю — счастье для тех, кто прошел столь кровавую войну — но что-то в ней не осталось прежним. Неджи едва успевает прикусить язык, чтобы не задать бестактный вопрос о Ли, ведомый желанием узнать не изменился ли так же и их всегда жизнерадостный товарищ. Но вовремя замолкает — это бы оскорбило Тентен или причинило бы ей боль не меньшую, чем его столь внезапное воскресение.
Такое ведь лишь кажется счастьем — обрести того, кого давно потерял, только кажется удачей и самым желанным на свете событием, но на деле это не так. Становясь живым, мертвый перестает быть идеальный, неспособным совершить ошибки или сказать тяжелые слова, а Неджи придется их сказать, ему сделать ей больно, признаться в своей мелочности и потребовать с нее обещание никому не говорить о том, что он жив.
Путь до небольшого домика в одну комнату и кухню кажется долгим, как обратный путь до Конохи. Оба не то погружены в свои мысли, не то эти мысли прочь гонят старательно, как надоедливых мух. Неджи эту паузу для себя берет осознанно, не зная ни о чем и как говорить, ни стоит ли молчать вовсе, пусть из груди исторгаются тяжелые вздохи, а с языка желают слетать только лишь бессмысленные извинения. Как домовитый хозяин он усаживает Тентен на стул, забирает свитки и кладет вместе с теми что в его сумке, в корзину. Чай, быть может, роскошь для такой деревни, но уж в этом Неджи себе отказать не может и потому коробка с листьями хранится на верхней полке ящика, буквально вместе с выстраданным умением заваривать именно чай, а не горькую и терпкую жижу. За подобной суетой мысли проясняются и Неджи перебирает темы, которыми мог бы заполнить тишину, не разбивая хрупкого душевного равновесия. Тентен заслужила счастья и не заслужила видеть его предательство. Будучи цельной личностью, она всегда была предметом его зависти, что после переросла в комфорт и молчаливое понимание, от которого сейчас осталось так мало и по которому Неджи отчаянно скучал. И потому из тем, многих тем, которые могли бы найтись, если бы он только подумал, он выбирает худшую.
— Я не вернусь, Тентен, — жестко отзывается Неджи, поджимая губы, пока кипяток заполняет треснувший глиняный чайник, — Я не пойду в Коноху, — предвосхищает он те слова, которые она еще не сказала и о которых, должно быть, даже еще не подумала. — И ты не возвращайся, — он закрывает крышку слишком сильно, и вода выплескивается за пределы чайника, обжигая его мозолистые и пыльные от земли руки. Неджи стоит так секунду, не чувствуя боли, а после оборачивается, чтобы посмотреть ей в глаза.
Он знает, что его последние слова — это подлость и эгоизм. Там — вся ее жизнь, все что она умеет, все, что она любит и помнит. Ей есть куда возвращаться, даже если ее дом лежит в руинах, но дом Неджи сгорел давным-давно, а о том, что у него мог бы быть другой, думать уже слишком поздно. Да и все, что он может ей сказать — не для нее. Это для него, в его извечном желании оправдаться, сбежать от проблемы и найти виноватых где угодно, только не в самом себе.
Глупо будет утверждать, что Тентен не интересно, как устроился Неджи, раз уж он оказался жив со всем вытекающим. Она не слишком в курсе того, что творилось в клановом гнезде Хьюга, каково там убранство, к чему привык со-командник и так далее, но ведь любопытство - это нормально для людей любого возраста,в любых условиях; по крайней мере, когда им всё равно, когда внутри хоть что-то теплится, не позволяя отмереть и стать бесстрастной махиной, безропотно исполняющей приказы ради дела, но из-за идеалов, ценности или собственного желания. Да и к тому, рассматривание - немного даже бесстыдное, но что поделать, Тентен бывала такой и отсутствием интереса к окружающему миру никогда не отличалась - чужого жилища позволило замять молчание, занять голову, отвлечься. Хотя бы, внутренне - самую малость. Чисто по-девчачьи отметила про себя скромность жилища, отсутствие женской руки здесь-там, и это притом, что Неджи опрятен, привык к дисциплине. Видно, что он жил тут один; чего не было видно - так это амбиций. Вообще никаких. Он словно бы, ну... ни к чему не стремился? То ли опустил руки, то ли позволил себе плыть по течению, не задаваясь лишними вопросами, задачами, целями и так далее. Трудно судить, нравилось ли ему это или нет, но то, что это всё яро контрастировало с тем Неджи, которого знала Тентен, с его образом гения, отменного шиноби, исполнителя и так далее - это точно.
- А? - его слова заставили перестать рассматривать какой-то след на стене и устроенную там же корзину, резко обернувшись и, чуть шире раскрыв глаза, уставиться на Хьюга.
Не то чтобы Тентен не сказала бы, не подумала бы и не затронула бы ту тему, которую так прямо отрезал Неджи, однако подобные мысли не стали первостепенными: сам факт того, что шиноби жив, что с ним всё хотя бы физически в порядке, вытолкнул "долю куноичи" из неё, являвшейся просто человеком с понятными целями, которых стоило добиваться и следовать своему долгу. Вот так просто, искренне, по-человечески; не то чтобы поводов радоваться было шибко много, потому живое нутро не посмело упустить такого шанса. Если перестать цепляться за них, то всё перестанет иметь смысл. Как бы глупо это не было, как бы тяжело зацепиться не было, как бы не опускались руки и как бы не обострялось стремление просто закрыться, уйдя в себя. Как это делали многие; если не почти все. Их команде повезло: никто не сдался. В том числе из-за Неджи.
А сам Неджи?
Поняв смысл услышанных снов, кулаки куноичи, собранные на коленях, сжались. Растерянно и немного грозно поглядев на Неджи какое-то время, Тентен отвернулась от него, уставившись на стол перед собой.
- Неджи, ты... - губы в напряжении, тонкой полоской, - дурак, - это и возмущение, и осуждение, и обида, и... что-то ещё.
Конечно, Тентен хотелось бы, чтобы Хьюга вернулся. Чтобы их команда воссоединилась. Все были бы счастливы; особенно Гай-сенсей. А как полезно это оказалось бы Конохе, где сейчас так не хватало рук, а особенно способных, а тем более таких как у Неджи! Но... раз он по-прежнему оставался здесь, значит, на то имелись причины? Тенте заочно могла осуждать, не одобрять, трактовать как угодно, однако война научила её одной простой истине: лучше обижаться на живых, лишь бы только они были живы. Неджи жив. А теперь так резко взял и выдал это всё, ничего так и не поняв. Глупый. Идиот.
Впрочем, то,ч то он затронул - это всё о долге. Разве не это беспокоит настоящих шиноби? Разве не в том весь Неджи? Действительно.
Тентен также оставалась собой. Куноичи, повзрослевшей прошедшей войну; такой, к чёрту, живой; словно простой человек.
- Мне есть, что терять. У меня есть ответственность и долг. Я наконец-то кому-то нужна и что-то могу, - всё также глядя в стол она заговорило хмуро, негромко. - Ты не имеешь права говорить такие необдуманные вещи. Это больно, Неджи, - недолгая пауза, и куноичи скосила взгляд на Хьюга, немного припущенный подбородок создавал эффект, близкий к "исподлобья", но не совсем то.
- Может быть я вовсе не собиралась уговаривать тебя возвращаться? Как бы мне действительно этого не хотелось, но если из-за этих полей ты предал нас, отказался от долга и всего, что было ценно... От того, что я буду винить тебя или уговаривать, оно не сделает преданное важнее и ничего не изменит, - сжала губы сильнее, и, набрав воздуха, отвернулась, чтобы выдохнуть. Уставиться на корзину. - Мы вообще-то думали, что ты мёртв. Я вообще-то так думала. Но ты жив. И это самое... - резко поднялась на ноги, двинувшись к корзине, чтобы забрать все свитки.
Это всё было дурной идеей. Зачем вообще. Сама виновата, идиотка. Всегда так.
Пора бы научиться не вестись на эмоции и порывы, словно бы в этом мире от них хоть какой-то толк.
Ей не время для отдыха. Неджи хочет - пускай сам отсиживается где угодно. Тентен будет сильнее. Ей хватит и того, что он жив. Значит, хотя бы часть пролитых за это время слёз были напрасны.
- Прости, что сбила тебя с толку. У меня миссия. Надеюсь, ты нашёл здесь то, чего тебе не смогли дать мы все, - Коноха, клан, команда, она. [nick]Tenten[/nick][status]не забывай улыбаться, держа кинжал за спиной[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/e7/78/1070/256948.jpg[/icon][sign]«⊗»[/sign][lz]если усложнять и без того сложный мир, то просто жить в нём станет невозможно.[/lz]
|
