Глобальных проблем с самооценкой у принца не наблюдалось: он знал свои недостатки, знал и свои сильные стороны, поминая моменты "слабости" не для самобичевания, но из объективной реальности; как ему казалось, по крайней мере. Однако даже при самооценке плюс-минус здоровой, сейчас Нокт ощущал себя достаточно бесполезным. Беспомощным. Почти посмешищем; больше, чем людей или богов, но самой истории.

Не то чтобы он ждал, что судьба Избранного - это просто, что всё решится в один момент, что не придётся напрягаться, испытывать себя, ставить под угрозу окружающих и всё такое, однако всё, что происходило, то, как оно разворачивалось - это действительно не совсем то, на что рассчитывал долгожданный избранник Этро, а там и прочих богов. Ему казалось, по крайней мере, что было бы логично и естественно, если от совершаемых и предпринимаемых действий будет видеться хоть какой-то смысл; просветы, надежда, изменения, результат, знаки - называйте это как угодно, однако ему бы естественно иметься. Только две тысячи лет - это, наверное, всё-таки слишком много; для одного человека, для поколения, для череды поколений, для всего человечества. Даже для богов, а может даже особенно. Две тысячи лет ожидания, запущения и ошибочных действий - это выглядело так. Сколько не делай - всегда недостаточно. Недостаточно много. Недостаточно жестко. Недостаточно массово. Недостаточно эффективно. Недостаточно, чтобы задушить и превентивно прибить распространение скверны. Так ведь получилось, что она цеплялась за самой сильное, естественное, особенное, но вместе с тем уязвимое в людях - за их души. Под коркой царапины обнаруживалась рана, рана в нарыве, под нарывом нарост, под наростом деформация. И, наверное, если бы не Оракул, если бы не Стелла, если бы не вера - смешанная с готовностью принять что угодно - в глазах отца, то Ноктис действовал бы иначе; быстрее, жестче. Не для людей, которые для скверны не имели значения [чему тогда должны быть важны для него], но для самой скверны - чтобы уничтожить её, искоренить, испепелить, лишить почвы и чужих мучений, остановить заслуженный отход душ в лучший из миров и... но... Ноктис не один. Шел не один. Был не один. Действовал не один; во имя людей, поданных, граждан, человечества или богов, но он правда ощущал это. Кажется, больше себя; везде, где эти люди оказывались вместе с ним, как и где бы не терялся Нокт. И, в той или иной степени, он принимал это, давая то, что способен им дать, не отнимая права на действия и... Нет, просто быть не могло. Ещё давно, в теперь так по определению. Но могло бы быть хотя бы немного более результативно.

Тем не менее, принятый прежде - неприязнью, спорами и перешагиванием через многое - алгоритм действий по-прежнему лучше, чем ничего. Правильно или нет, но они продолжали что-то делать, пытаться исправить, не дать усугубиться, подарить хотя бы каплю чистого воздуха и веры - кому что ближе, кому и для кого что сильнее чесалось. Стоило столько привыкнуть к быту и ваннам, стоило вписать приобретенные триггеры и привычки в Эос - единственное место, где они являлись хоть кем-то и имели хоть какой-то вес, за что стоило платить использованием этой самой значимости - как они развернули "благотворительную" или миссионерскую деятельность, которой занялись незадолго после попадания в мир Пустошей. В конце-то концов, Пустоши и привели их к такому решению, став пинком и сигналом к действию. Снова: они действовали. Хотя бы это. Хотя бы так. Не застревать в стрессе и собственных иллюзиях. Действовали.

Не одни они.
Как всегда показательный, ублюдок.

- Ардин, - то ли прорычал, то ли обречённо выдохнул сам себе под нос, обернувшись резко и непроизвольно шагнув в его сторону. Просто чтобы то ли имитировать действие, то ли создать дистанцию между Оракулом, то ли дабы нарисовать некую фигуру между ними. Источник света с одной стороны, скопление бездны из скверны с другой, и в этом всём Ноктис.

- Что тебе нужно? - если прежде взгляд цеплялся за Стеллу, чтобы убедиться, что она в порядке и держит себя в руках, то сейчас прямо и не мигая уставился на Канцлера, не стесняясь в своём традиционном - с возрастом это стало более выразительно - выражении лица.

Нет, принц не питал иллюзий или надежд: с официальным делом Канцлер явился бы к Регису или соответствующему лицу; или империя отправила бы кого-то ещё. Предок здесь из-за исключительно личных мотивов да прихотей, не во имя ласкового разговора. Не пришёл говорить приятных вещей, тем более не в подобном составе, исключительно не случайно выбрал компанию сразу обоих своих потомков. В деле, так сказать. И именно из-за последнего - дела - его нельзя проигнорировать. Потому что... привычки и щедрость в распространении скверны у Проклятого воистину от богов, как стало понятно с постепенным раскрытием его неординарной личности. Значит, придётся взять всё на себя. Только на себя. Стелле хватало и без того, Ноктис знал, а местные только-только получили надежду в их лице на временное спокойствие и явление посланников богов на своих скромных, словно бы несколько десятков лет как забытых правителями, землях. К тому же, как и в случае со Стеллой, отношения с дедом у Ноктиса были очень своеобразными, и пускай действительно тесно - до тошноты - они сталкивались года два назад, когда провалились в другой мир после посещения королевской усыпальницы, а с того момента ничего столь выдающегося между ними не происходило, сейчас кое-что о его мотивах принц понимал. Дед пришёл действовать на нервы; что-то - их собственная деятельность и нечто иное - подтолкнуло его не полениться явиться в Люцис, покинуть базу и последовать по пятам потомков, чтобы теперь нарываться. О, нет, в том, что нарвётся Ноктис не сомневался, вероятно, как и сам Проклятый. Тем более в присутствии Оракула, которая влияла на них обоих, пускай и по-разному. Как и долг. Как и скверна.

Принц перекачнулся с одной ноги на другую, сделав ещё шаг в сторону предка, скрестив руки. Всё его нутро готово кинутся или защищаться, как и защитить, в любую минуту, однако общее поведение оставалось прежним, не лишенным некоей ленивой вальяжности. Это всё больше, чем рефлексы. Даже напряжение.

- О чём ты говоришь, какая Фрея? - пропустили они в самом деле многое, за последние месяцы свет вообще сошёл с ума, а пару недель просто выпали из зихни Избранного и Оракула из-за адаптации к родному Эосу. Миру - Люцису - проблем хватало и без каких-то там... о ком там Ардин говорил, и сейчас много времени и сил уходило на то, чтобы хотя бы часть из них разгрести. Скверна, государственные дела, разборки внутренние, а часов в сутках по-прежнему двадцать четыре. И да, на жест в сторону Стеллы, на слова о ней, об Оракуле, о его собственных действиях не отреагировал - наглядно - никак. Это провокация. Все трое знали. Именно поэтому Проклятый начал именно с неё: свет, что есть небезразличие и эмоции, давал не только силу, но и обеспечивал легкость к тому, чтобы задеть за живое. С Ноктисом это не проходило, выбор Ардина очевиден. И, раз так, значит, не пройдёт и с ними двумя; принц сам об этом позаботится. - Неужели новости из первых уст, которыми ты вдохновлённо решил поделиться лично? - иначе зачем это всё.

- Шпага? Шпага останется там, где ей и положено – в моем роду, у своих настоящих хозяев, - она не хотела отвечать и не хотела реагировать, но, как вышколенная марионетка, в который раз послушно следует правилам хорошего тона, не отнимая у себя возможность вылить накопленную желчь под маской приторности и участия. 

- Несомненно, прощение заслуживают все. А достопочтенный Канцлер империи – в первую очередь, - да, только так, никаких фамильных тайн и обид, счет жизни Ардина всегда вели Боги и прерывать ее, как и защищаться от него, следует их же творением. Никаких шпаг, ничего личного – только строгий счет жизням, что будут спасены, если они избавятся от скверны навсегда. Все остальное – лишь бренная оболочка чужой плоти, не стоящая внимания.

Оракул сдержит свое обладание и слова Ардина, что бьют больнее меча, не заставят ее лицо дрогнуть, а вере – усомнится.  Слова Проклятого как скверна расползаются черной липкой жижей по земле, у ее ног, не достигая цели. Стелла не морщится, не отступает в омерзении, ее лицо все та же маска блаженной святости, коей она, в принципе, и являлась. Он смеет вспоминать о Равусе? Хорошо, она выучила уроки самообладания предложенные в юности – вместе со шкурками убитых животных.  О, она прекрасно помнила эти игры с ней и ее братом – заслать зерно сомнения и разобщить. Запустить оскверненные пальцы даже не в гниющую плоть, а в костяной пепел  – все, что осталось от рода Нокс Флере.

Ярость и гнев дело прошлых лет, как и простая человеческая обида. Ей следует сдерживать себя, как и должно оракулу. Это не разборки рода и не путь мщения, как Равус бы не хотел это так называть. Благодать Этро, что хоть его здесь не было, чтобы придать этой жуткой встрече свою долю абсурда и горечи.

Тонкая шея Стеллы и без того высокая и хрупкая, казалось в любой момент сломается под тяжестью посаженной на нее головы – в таком напряжении держалась Стелла, чувствуя каждый напряженный до предела мускул – от шеи до сжатой на трезубце побелевшей от усердия руки. Готовая в любой момент действовать – отражать атаку, направленную на Ноктиса или на себя. Черты ее лица, охваченные собственным сиянием, некрасиво заостряются в темноте ночи, да огромном количестве скверны, что словно послушная псина всегда следует за своим хозяином.

Ее взгляд следует за вниманием Проклятого, невольно бросая на Ноктиса потерянный взгляд, неприкрытый маской выжигающей святости словно броней.  Теперь он разделяет их своей фигурой, тень от света – меч Этро, вложенной в смертный сосуд. Ее взгляд, может и обличительный, но быстро смытый новым потоком информации.

Первый Оракул. Фрейя. Трезубец.
Легкий заливистый смешок Стелла сдержать не в силах, вновь заглядывая в глаза Ардина, надо же, те все еще желтые, не черные омерзительные лопасти из которых льется скверна. В этот раз она смотрит без непроницаемой маски оракула, а как врач, заглядывающий в лицо душевнобольного. Неужели их неупокоенный дед совсем тронулся умом, пока они пытались выбраться из уже погибшего мира. Их пока качался на тонкой веревке словно висельник, чья шея не переломилась во время казни, оставив несчастного брыкаться и умирать так.

- Фрейя? …что?  - фамильная гордость дает о себе знать в скинутом вверх подбородке и брезгливости, с которой Стелла переспрашивает. Мелочь, чтобы ее уязвить или очередная интрига в лице культа, что давно пора было проверить на святость публичным сжиганием как еретиков? Ее сострадательное сердце когда-нибудь ее и погубит.  - Впрочем, это совершенно неважно.

Они разберутся с ней и ее фиглярским культом позже. Будто у принца и без того не хватает дел – со скверной, с Проклятым, с чертовыми демонами, что лезут отовсюду – теперь еще и это. Трезубец, под ее прикосновением, начинает отливать светом больше, чем если бы это было просто освещение.

Ардин не оставляет попыток подавить ее – даже в присутствии Ноктиса, что будто маяк или черная поглощающая свет стена выдергивал ее из этого скверного смрада, что возможно и смог бы в другой ситуации внушить в Стеллу неподдельный ужас. 

Сейчас же он просто держит ее в невыносимым напряжении, вызывая злость и раздражение на гнилые неправильные слова, суть которых слишком понятна, чтобы Стелла смогла их игнорировать, как всю остальную чушь, что Проклятый нес про Первого Оракула.

Если бы все так было просто, если бы Боги имели власть возвращать мертвых в новые тела. Разве бы они не вернули ее мать?  Куда более сильного и опытного оракула, чем Стелла когда-либо такой станет? У нее просто не останется на это времени.

Стелла остается на месте, не отступает перед скверной и не делает попыток скрыться за спиной принца. Страх, ядовитый страх перед скверной давно сменился омерзением – даже к самой неприятной боли привыкаешь.

- Да. И я сделаю это прямо сейчас,  – конечно, Ардин не имел в виду себя, играясь со словами также, как он когда-то игрался с жизнями потомков. Стелла не упрекает себя, ведь Ардин – при всей своей кристальной честности – лжец и отец лжи. Знание не было откровением, знание крепло и росло вместе с ней, как и крепла ее хватка на подарке Богов.

Света становится так много, что он охватывает собой всю Стеллу, вновь делая пространство вокруг нее днем, будто и не нуждаясь в милости солнца, что уже четыре поколения не озаряет Эос своим присутствием.  Он исходит от трезубца, что теперь направлен на Проклятого своим вилообразным острием.

Она не знала, что задумал Ноктис, но хотела дать ему время – отвести руку и первый удар, если он последует на себя. Слишком много внимания оказал Канцлер ей, будто дожидаясь, когда принц ослабит внимание от себя самого и тоже переключит его на нее. И был в чем-то прав. Такова суть света – привлекать все живое к себе, пусть жжением и шипением напоминая, как далека природа этой «жизни» от него самого.

Отредактировано Stella Nox Fleuret (04.11.20 21:46)

Скверна - это что-то словно бы бесконечно отвратительное. Вернее, по определению. Она никого не делала сильнее, кому не дарила жизнь, не помогала людям стать лучше, не решала проблемы, ничего не создавала и способствовала исключительно деградации, порождая и способствуя исключительно безобразности; меньшей ли стороны человека, что раздувалась до становления демонов, то ли теми физическими преображениями, к чему всё оно же приводило.

Сейчас, глядя на того не человека, не монстра, но нечто совершенно вне всяких определений, Ноктис, кажется, ощущал это омерзение сильно как никогда. Потому что то, чем стал Ардин - это супротив природы. Супротив жизни. Супротив всякой в здравости и развития. Это не падение в низ, это вовсе не движение - никакое; растворение и лужа. Вот и всё.

Но ведь он был таким не всегда.

Ноктис являлся Избранным, сам не понимал, что это значило и подразумевало, но полагал, что если так и случилось, по какой-то попросту отсутствующей альтернативе, потому что никто бы больше нет, ни по крови, ни по чему-то ещё. Единственный наследник рода всегда сомневался, с трудом находят то и тех, за кого следовало держаться. Он не вдохновлял сам себя, но шёл за светом тех, кто способен был - летально для себя - освещать путь: Отец, Стелла, ребята, военные. У него не имелось ничего своего: ни взглядов, ни веры. А Ардин.. Ардин был лучше. Когда-то давно. Прежде чем быть Избранным, прежде чем стать этой чертовой свихнувшейся лужей, переполненной собственными и чужими слабостями, одиночеством и неприкаянностью. Он с самого начала знал, зачем создан, безукоризненно отдавал себя долгу, зная или не зная, что это не имело смысла. Он верил, видел в других хорошее, шел и следовал воле богов, не раздумывая и не сомневаясь. Это, разумеется, сыграло с ним злую шутку, как и скверна оказалась паразитом куда более опасным, чем вероятно даже сами боги считали. И тогда он, достойный понятия Избранного куда больше, чем Ноктис, переполнился, исказился и стал со временем тем, что представлял из себя прямо сейчас...

Отвратительно.
Глухо.
Непонятно.
Горестно в каком-то смысле, ведь в чем первично тогда ирония? Чья вина?
Что нужно сделать Ноктису, чтобы положить этому конец? Ардину, скверне внутри него, скверне в мире; людям, в конце-то концов, чтобы они рождались и умирали несовершенными, но людьми, а не мерзкими чудовищами, одержать победу над которыми в конечном счете никакая сила воли не поможет, ведь даже в богах есть слабость, что же говорить про тех, кто ниже.
Как Избранный мог облегчить их страдания, дать им смысл? Откуда ему взять эту силу? Способен ли он вообще на это?
От раздражения - на скверну, на Ардина, на Стеллу, на себя - и горечи кровь запульсировала в венах, постукивая в висках.
Это все так бессмысленно. Так показательно.
[Нокт знал, о чём говорил; он прошел другую жизнь не только со Стеллой, получив странного рода права оказаться вне Эоса, выживая без магии и долга, но и прежде с Ардином, где к собственному смятению увидел другое; другого Предка, другие осколки его личности, что не бурлила в чёрной булькающей безликой и безродной сущности, не имея в том мире силы, что имела в Эосе]
Это то, зачем пришёл Ардин? Чтобы поиздеваться, высмеять всю их, свою, любую жизнь? Любой выбор, любой исход, любое... За этим ли? Разве? А что, если...

Стиснув зубы, он не говорил ничего, не глядя на Стеллу. Его глаза горели светом Этро, но заполнены были не тем, что следовало видеть Оракулу. По её голову, по тому, как она стояла и что делалось, и без того читалось, что она... Как и они все, как и Аодин когда-то, являлась человеком. Ей не всё равно. Её задевалось. Ей не хотелось гореть без шанса на то, что искра станет пламенем, согревающим всех, кто устроится у костра. Что ей тоже мерзко. Что существование скверны отвратительно ей, и что Ардин - непременно она винила его - нивелировал, вероятно, так много усилий. Её жизнь. Сотни других жизней. И это тоже было правдой.

Просто потому, что на большее скверна неспособна.
Ардин, как её якорь, тоже.
Фыркнув, Нокт закинул свой меч на плечо и шагнул к той луже скверны, в которой прохлаждался Ардин. Такой показательный, беззаботный, такой... нет, не было в этом счастья. Он не призывал их к счастью. И не пришёл показать своего.

- Скверна отнимает то, что дорого. Саму ценность, - глухо проговорил он, сверля прядка прямым взглядом светившихся глаз. - Даже если это и есть свобода, она не имеет значения. И ценности тоже, как и разницы от обладания ею, - покачал головой, вместе с челкой и трепанными волосами.

- Когда-то я смогу дать тебе настоящую свободу, Ардин. Или хотя бы Освобождение, - совсем глухо, что услышал бы один лишь "дед". Стелла правильно делала, что сохраняла дистанцию и использовала огонь. Ей ещё так много сталкиваться со скверной, поглощать её так много, тлея от последствий и скромной надежды, что от в этом имелся хоть какой-то смысл... Пальцы сильнее сжали рукоять. Почему всё это происходило? Осталось ли хоть что-то нормальное в этом мире? - Все ещё не в этот раз, - вытащил несколько мечей и занеся свой.

Иного исхода н е т .
Они все знали.
Пока просто не получалось, вот и всё.

Удар, прокрутить, разрезать; смотреть, как рассыпется.
На секунду, минуту, час - какая разница? Это будет мгновением. Насмехательство сами по себе. Ни Стелла, Ни Ноктис, ни сам Проклятый не способны изменить этого. Желание никого из них не имело значения. Этого мало. Этого недостаточно.

Пускай бы Ардин сделал как обычно, не возвращаясь, как только получил то, зачем он пришёл. Ноктис сделает вид, что Стелла права, что он не знает того, что было вне Эоса, и что дед действительно пришёл только на своей жалкой порцией "смерти", позлить потомков и подкинуть их новых проблем. На большее ни он, ни скверна не способна. Ноктису ничто не стоит сделать вид, что он не знал, почему Ардин пришёл на самом деле. Да и способно ли это изменить хоть что-то? Едва ли.

Оракула с Избранным ждут люди. Огнём и мечом. Снова.