![Freyja Mirus Veturia[nps]](https://forumavatars.ru/img/avatars/001a/d2/e9/23-1619988510.gif "Freyja Mirus Veturia[nps]")
ФРЕЙЯ МИРУС ВЕТУРИЯ | 23 года [23.05]
лже-оракул (провозгласила себя истинным Оракулом), негласный глава и идеологический вдохновитель секты Проклятого, проповедница скверны
БИОГРАФИЧЕСКАЯ СВОДКА
▸ Фрейя Мирус Ветурия родилась прекрасным весенним днём, в ту самую пору, что весна переходит в лето, в семье побочной ветви правящего в Тенебра рода Нокс Флере. Желанный ребёнок. Единственный ребёнок. Единственная дочь в семье, где царит матриархат и все ценности также передаются по женской линии. Дочь — первостепенная задача рода Мирус Ветурия, а потому столь почитаемая. Вот только род этот уже давно угасал. Почти погасшая на небосклоне звезда. Закатная агония. Почти предсмертная агония рода, что ещё пытается хоть как-то сохранить былое величие за счёт вбиваемых в голову маленькой девочки идей, что она, Фрейя, ничуть не хуже, а быть может даже и лучше, наследной принцессы.▸ Её род должен был бы прерваться на ней в момент вторжения Империи в Тенебра около 10 лет назад, когда магитеки топтали и растаптывали, превращая в кровавое месиво, силлецветы в саду поместья Нокс Флере. Но от чего-то не оборвался, а продолжился в ней. Той, что в тот день не была убита по счастливой случайности. Той, что в тот день прозрела. В тот день она впервые увидела воочию скверну и Проклятого. Эта встреча отпечаталась на внутренней стороне её век на вечность, и после она, каждый вечер закрывая глаза перед сном, молилась, чтобы снова иметь возможность встретиться с Ним. [И её молитвам отвечали, как ни странно.] Но это было лишь её детским желанием [быть ведомой], которое она со временем переросла. И пусть она до сих пор верит, что следует воле богов и является их гласом, что должен привести истинно Избранного к Трону, всё-таки теперь есть одно маленькое
[большое]"но". Она жаждет править не меньше. А, быть может, даже и больше.▸ Тем не менее точную идею о создании собственной идеологии Фрейя вынашивала если не десятилетиями, то долгими и тёмными годами. Изначально впечатлившись лишь Проклятым и будучи уверенной, что она, Фрейя Мирус Ветурия, ничуть не хуже Оракула и способна быть им, девушка лишь желала следовать за тем, кто открыл ей глаза на правду: слабые должны умереть. И её совершенно не смущал тот факт, что при этом погибли её родители. Не то чтобы она их не любила. Но относилась к ним со странным чувством несовершенства, в отличие от неё самой. И эта вера укрепилась и укреплялась с годами. Поскольку они — умерли, а она — осталась жива. И это было [словно] откровение. Однако голоса, что преследовали её с самого детства, давали полную уверенность, что ей попросту суждено возглавить людей и идти рука об руку с Избранным. Было ли это божьим провидением или же её больным воображением… Фрейя уверена в первом. И никто не заставит её думать по-другому.
▸ В возрасте 20 лет имела наглость самостоятельно явиться перед канцлером во всей красе с убежденностью, что она — та самая Эра, Первый Оракул, её реинкарнация. Это что-то да должно было значить для канцлера, в конце концов. Она желает создать свою религию, объявить себя мессией, почти святой, сделать себя жрицей новой церкви и нести правду. Ту, что голоса в её голове нашёптывают из темноты, через сны и во снах устами Проклятого. И она верит. Искренне верует в свою исключительность.
▸ Ещё большую веру в исключительность укрепляет трезубец, что теперь находится в её руках. Который она уверенной рукой держит и которым повелевает скверной. Пусть он подарен не богами, но её личным божеством [об этом необязательно знать её пастве]. Но ей безразлично, ведь теперь символ у неё, а это главное. И это именно то, чего она так жаждала: быть посланницей богов, быть Оракулом, быть полезной обществу.
▸ Позже она заявляет о себе во всеуслышание: ей хватает ума и терпения дождаться момента, когда Оракул пропадает из поля зрения, а потому у неё есть шанс начать действовать более открыто.
ХАРАКТЕРИСТИКА
Ложь — это прекрасная история, которую портят правдой.
Фрейя — стылый лёд снаружи и бушующий огонь внутри. Её вера — сжигающее всё на своём пути пламя, что не щадит ни отца, ни брата, ни своих, ни чужих. Она не надменна, она не жестока, она лишь воплощение собственной веры и её же карающая длань [на самом деле да, она жестока, она надменна и она самой себе противна от этого, но это останется только с ней и с ней же ляжет в могилу]. Она напориста и местами навязчива до зубовного скрежета. Если её что-то не устраивает, значит, этого быть не должно или это должно быть исправлено любыми средствами. Решительна, амбициозна и, ох… тщеславна. Она не отрицает в себе эту черту, но считает её по праву достойной. Иначе зачем ей быть аристократкой и Оракулом, если не желать хоть сколько-нибудь признания. И всё же она мнит себя спасительницей. Единственно достойной звания Оракула, который выведет этот мир на новый уровень, так, чтобы он переродился полностью обновлённым и соответствующим её представлениям.
Фрейя аристократична, и это факт. Она знает этикет и всё положенное, если бы она была наследной принцессой. Оно и понятно, воспитание, чтоб его [жажда занять соответствующее ей на самом деле место тяготит, но не выматывает как прежде]. А это вечное сравнение родителями её, Фрейи, со Стеллой… Ох, как она дорого бы заплатила, если бы родилась с правящей семье. И всё же при всех отличиях она похожа чем-то, пусть и отдалённо, на свою царственную родственницу: также светла, также аристократична, также… со-стра-да-тель-на. Только вот по-другому.
Фрейя, как бы ни хотела, не посрамит на людях облик вышколенной аристократки — ни словом, ни делом. Отвратительна она бывает только наедине с собой. Тогда, когда никто не смотрит и подглядеть не может [однако это не значит, что не может никто]. Выражает эмоции скупо, почти никак: не потому, что мертва внутри давно, а потому, что попросту не умеет, ведь от неё всегда ожидали смирения и покорности. А потому же, если и заходится истерикой, то ужасно некрасивой, громкой, крикливой и яростной.
В её представлении этот мир должны покинуть слабые, уступая место сильным, тем, кто способен вынести скверну, как испытание на пути к безгреховности и просветлению. По её меркам Звёздная скверна не проклятие, а дар, что несёт в себе Первый Король. Она очищает, выдергивая сорняки и освобождая землю от тех, кто занял своё место не по праву. Видела ли она в этом параллель между своей и канцлера судьбами? Определённо. И считала, что они могут всё исправить, а потому должны объединить силы для борьбы.
Фрейя не склонна полагать, что целей возможно достичь лишь благостью и покорностью. Она знает, что такое покорность, но следует ей, лишь когда это выгодно ей самой: она рано выучила урок жизни. А потому не стеснена в средствах достижения необходимого ей: если для этого придётся пойти на террор и устрашение, она сделает это. Страх ничем не хуже для поклонения. В конце концов, благие намерения достигались и худшими способами [в конце концов, благими намерениями вымощена дорога в ад]. Однако она готова уступить, проиграв одно незначительное сражение, чтобы выиграть войну; отдать пешку в обмен на королеву. Или короля, совершив гамбит. Как повезёт. Этот эндшпиль за чёрных она совершит безупречно, разменяет белую королеву на черного короля без угрызений совести. Она расчётлива и умна, чтобы претворить свой план в действительность.
И всё же Фрейя пела оды во имя мира и покоя. Она обещала, призывала и молилась столь же неистово, что и её последователи. Она верила, нет, даже веровала в эту идею, что после всех испытаний самым сильным, самым стойким будет дана новая жизнь. Лучшая жизнь. Мир. Покой. Счастье. И заражала своей верой тех, кто отчаялся и не видел более света в непроглядной тьме. Это её партия, которую она ведёт и в которой готова принять все последствия [так она думает].
Фрейя не эгоистична, о, нет! — ни в коем случае, нет. [Нет. Но никто этого будто бы не замечает.] Она смиренна и покорна, она воплощение самой святости. Она попросту знает, как будет лучше этому миру, и несёт это знание в мир с гордостью. [Эгоистичен не тот, кто живёт так, как он хочет; эгоистичен тот, кто желает, чтобы все жили так, как хочет именно он.] Но чего у неё не отнять, так это силы воли и духа, а главное, решимости — не каждый сможет положить свою жизнь на алтарь своей веры.
Фрейю можно было бы назвать мелочной. Если бы не было одно, но существенное "но": Фрейя не собирается размениваться по пустякам. Если ей нужен весь мир, то это должен быть весь мир, а не какая-то его часть, пусть и значительная. Её амбиции порой не сходятся с ожиданиями и уж тем более с реальностью, а потому бьют по больным остаткам былой фамильной гордости. Уж этого у неё в избытке. Или даже не гордости, а скорее гордыни, которая диктует ей правила её же игры. У неё должно быть всё самое лучшее; у неё должен быть этот проклятый богами трезубец; у её ног должен лежать весь мир и даже немного сверху. Именно она должна вести за собой последователей Новой Церкви, являясь её единственной жрицей и святой. Не считая, конечно же, Проклятого Избранного, которого нужно обязательно поставить во главе угла.
Фрейя завистлива, хоть никогда в этом и не признается. И зависть её детская, обиженная, взлелеянная. Но она отчаянно завидует Оракулу и тем, кто находится подле неё. [Она хотела бы также.] Её снедает чувство собственной неполноценности, когда она видит Оракула, лже-Оракула в её представлении. И она яростнее убеждает, что Оракул здесь один и это она, а не та самозванка, что отобрала у неё всё. Ведь кто сказал, что род Нокс Флере отчётливее слышит шёпот богов? Кто придумал, что принц должен спасти этот мир? Как этот мальчишка может быть богоизбранным, когда по земле ещё ходит Первый Король? А потому принц Люциса всего лишь самообман, как и вся история рода Нокс Флере, что лишь завладели трезубцем и кристаллом путём обмана, лжи и зависти.
Её речи всё также сладки и притягательны, как и у её Избранного. И если раньше они были горячи, запальчивы и сбивчивы, то теперь они размерены и убедительны, пусть и остаются пропитаны всё той же непоколебимой верой.
В итоге ей безразлично до поры до времени, кто является её прямыми последователями и самыми близкими приближёнными: из жадности ли они с ней, из-за страха или по каким-то ещё причинам, кроме веры. Лишь бы были верны и полезны ей. Она ещё успеет выкорчевать сорняки из своей паствы твёрдой рукой. У неё есть время. Пока что есть время.
ОБЛИК
Имеющийся прототип: Lunafreya Nox Fleuret — Final Fantasy XV
Рост: 165 см
Отличительные особенности: блондинка с голубыми глазами довольно-таки хрупкого телосложения; лицо всегда выражает спокойствие и властность. Весьма похожа на свою пусть и далёкую, но родственницу Стеллу Нокс Флере. Как и любой аристократ, хоть и из гаснущего рода, обучена манерам, может отличить столовые приборы для основных блюд от тех, что предназначены для холодных закусок или десерта.
Всегда прямая спина и ровная, горделивая осанка, что подобает её амбициям и статусу. Волосы собраны в сложную причёску, а наряды исключительно белых оттенков, как если бы она действительно была праведной или служила Империи [а она служит ей]. При всём скупом проявлении эмоций на людях, не лишена мимики: скорее не умеет выражать их искренние, не отрепетированные, красиво, а потому если и проявляет, то бурно, неконтролируемо и ужасно некрасиво, так что старается держать себя в руках до последнего. Пожалуй, ей стоит отдать должное, что отрепетированные и нужные эмоции выдаёт со всем артистизмом, на который способна.
ПЛАНЫ НА ИГРЫ | АКТИВНОСТЬ |
Её род должен был прерваться. Прерваться здесь и сейчас, но по какой-то неведомой ей причине этого не произошло. Она жива. Жива… Жива! Это осознание заставляет Фрейю прерывисто вдохнуть, постараться наполнить легкие воздухом, но получается лишь сиплый звук. Потрясение слишком велико и глубоко, чтобы справиться с ним в одночасье. И даже завтра, и послезавтра, и ещё через много дней-ночей-недель-месяцев ей будет не справиться с тем отчаянием и непонятным чувством то ли смятения, то ли… Прозрения.
Фрейя сидит в свой-несвоей комнате в полной тишине, хватаясь за голову, вцепляясь пальцами в светлые растрёпанные волосы и вслушиваясь в темноту, что шепчет ей на одной монотонной ноте, что она… прозрела. Это впервые в жизни, когда она видит скверну, и она её ужасает. Она же приводит её в жуткий восторг, заставляя поджилки трястись, а ноги подкашиваться от благоговейной радости, что ей вообще довелось это увидеть воочию. На задворках памяти поначалу даже не сразу всплывает размытый образ мужчины, что шёл среди этого хаоса и смрада, словно давний друг Звёздной болезни [нет, не болезни, дара, что может обнажить пред всеми саму душу!..] и её же покровитель. Она вычленяет его в памяти лишь по какому-то странному, притягательному ореолу, что перед ней стоит некто, кто обличён не только властью, но и божественной силой. И дело даже не в этом, а в том, что тогда в тот самый момент…
⁂
Фрейя всегда считала себя если не набожной, то истинно верующей, живущей по заветам богов. Она с малых лет верила, сначала словам матери, затем же голосам, что с ней разговаривали вкрадчивым шёпотом, что она — избрана богами быть их гласом, их волей. Вот только их род был угасающим, а силы в нём не было. По крайней мере, в ней самой, как считала Фрейя и этим отчаянно горела изнутри. И также отчаянно злилась, что у неё отобрали всё.Тот день изначально не отличался ничем от всех других прочих: понятная рутина придворной аристократки. И пусть ей всего 13, но она уже знает своё место. И ей до́лжно с этим смириться. [Но истинного смирения не приходит, лишь внешний фасад со спокойной гладью без эмоций, которую надобно держать и не отпускать ни при каких обстоятельствах.] Однако всё пошло наперекосяк, как только в небе стали слышны раскаты рёва моторов кораблей Империи.
Фрейя как в замедленной съёмке наблюдает за происходящим ужасом с отстранённой непосредственностью стороннего наблюдателя. Родители потерялись где-то в водовороте из людей ещё некоторое время назад, когда стало понятно, что налёта избежать не удастся. Её отчаянно куда-то тянула за руку мать, стараясь не потерять любимое дитя, но этот мир слишком жесток, чтобы давать такую возможность в час последней расплаты за все грехи, что совершило королевство Тенебра перед лицом могущественной Империи.
Во всей заполошной суматохе Фрейю не трогают крики, её не волнует собственная безопасность. Она лишь видит вокруг себя, как людей, тех, кто некогда шептался у неё за спиной, поглощает скверна, заставляя переживать агонию и боль. Она смотрит на всё широко раскрытыми глазами, чтобы запомнить этот день навсегда. И в душе наслаждаться чужой агонией, воображая, что их наказывает само божество за глупость, за слабость, за немощность. За сквернословие, за насмешки, за злорадство. В этот момент она как губка впитывает в себя окружающий её смрад и лишь наблюдает. Наблюдает за свершением. Как людей поглощает красивая тёмно-фиолетовая кислота, превращая их то ли в чудовищ, то ли наоборот, раскрывая их сущность. Заставляет плавиться кости и гореть плоть, являя уродливую жижу и едкий запах серы. «Отвратительно», — думает Фрейя, по-детски ещё морща нос и перебегая глазами к следующему экземпляру, восторженно наблюдая за смертями.
В её глазах не отражается до поры до времени ничего, кроме кострищ пожарища на месте родных глазу садов. Но уже тогда отчётливо ясно, что её это восхищает в глубине вывернутой наизнанку души. Магитеки втаптывают в кровавое месиво силлецветы, и она ещё не чувствует ничего: ни отчаяния, ни боли, ни злости, — ничего из того, что должна была бы чувствовать. Будто для неё не существует ничего из этого, а реальность является лишь сном. Сладким сном, который был бы радостью всю её жизнь, даже если она сейчас умрёт.
«Но это не сон», — нашёптывает ей с периферии зрения нечто и скалится зубастой улыбкой, будто желая её сожрать, но отчего-то не пожирает.
«Я избрана богами быть их гласом!» — внутренне скалится в ответ Фрейя и переводит взгляд куда-то в сторону, туда, где мелькает это нечто.
Как её действительно не убивают, для всех останется загадкой.
Родителей она замечает не сразу: они молят [или, быть может, вымаливают?..] что-то у странно одетого мужчины. Мать оборачивается, будто чувствуя взгляд дочери, и в её глазах видится ужас пополам с отвращением. «Почему?» — Фрейе очень хочется знать, почему мать не выражает такого же восторга, как и она сама, если не переносила всех этих людей на дух, считая, что они забрали у них, у её рода, всё, заставив падать всё ниже и ниже, буквально скатываясь в ничто. Отобрали не только силы, но и саму суть! Как может мать стоять на коленях хоть перед кем-то, когда сама же всегда говорила в гордости быть частью рода Мирус Ветурия, которые никогда не склоняют головы ни перед кем, но вынуждены признавать, что их сила угасла перед родом Нокс Флере? Какая к демону покорность, какое смирение перед силой, что способна обнажить эти гнилые души и явить миру их сущность?! Какой может быть страх?
Фрейя не верит собственным глазам, начиная задыхаться от собственного бессилия. Сжимает пальцы в кулак и отчаянно сцепляет челюсти, чтобы не дать себе сорваться. И тут же переводит взгляд на мужчину, что стоит перед ними, с доброй улыбкой взирая на них. Он словно бог и покровитель среди сирых и убогих. Протягивает к ним руки и дарит эту самую скверну, что тут же ползёт по телам родителей уродливыми пятнами. «Они такие же. Они все недостойны!» — губит набатом где-то на задворках сознания. Фрейе бы отвернуться, не смотреть, но взгляд как под гипнозом прикован к происходящему. Она не в силах перестать смотреть, в ужасе осознавая, что даже её родители не совершенны. Что ж, если они не смогли, то сможет она. Ведь она избрана богами, она их глас и длань, разве нет?
Фрейя на мгновение прикрывает глаза и с восхищением поднимает взгляд на мужчину. Ей кажется, что он безбожно красив. Безбожно прекрасен в своей уродливости, и вместе с тем ужасен в своей непоколебимости. Именно так она представляла себе всегда истинно Избранного, что одной и той же рукой может как вознаградить, так и покарать. Она готова упасть перед ним ниц и молиться ему денно и нощно. И она падает на колени, в молитвенном жесте складывая руки, и с блаженной улыбкой встречает своего спасителя. Она готова идти за ним хоть на край света, хоть в Астральные миры, лишь бы он оказал ей честь дать знания и силу, чтобы также выкорчевывать из этого мира гнилые сорняки. Она будет дарить этим несчастным душам очищение и покой во имя нового мира, только бы… только бы…
Подобное просветление оставляет в ней некий надлом. Глубокую трещину, что никак не может стянуть свои края воедино, а потому оставляет эфемерную боль, будто бы у неё отняли руку, и теперь этот обрубок ноет и ноет каждый день. Что было дальше Фрейя помнит смутно, но в ней не оказывается скверны, и потому она верует, что достойна быть большим, чем попросту тенью былого величия её рода. Чем тенью лже-Оракула, Стеллы Нокс Флере.
Фрейя убеждена в этом. Этого никто не может ведь отрицать: она не заразилась, она не пала от скверны, она не стала одной из тысяч жертв и выжила. Благодаря тому, что она также богоизбрана, как и Канцлер. Она обязана быть рядом с ним как и всякий Оракул обязан быть подле своего Избранного. Это непреложная истина. Это закон мироздания. А потому она до исступления не понимает, почему же осталась одна. Но раз она одна, то это лишь ещё одно испытание, которое она должна выдержать, сделать из себя наконец-то человека достойного и правильного, и поэтому у неё нет права сидеть сложа руки.
Вот только, ко всему прочему, ещё она мстительно и злорадно улыбается внутри себя, когда понимает, что Тенебра пала. Пала окончательно и бесповоротно под гнётом Нифльхейма, а следовательно, теперь разбита и разграблена, растоптана, как и силлецветы в садах [весьма символично в глаза Фрейи]. Что ж, Тенебра, как и род Нокс Флере заслужили такую участь. «И поделом им...»
А вот сама Фрейя Мирус Ветурия получила настоящий приз со всеми вытекающими.
Отредактировано Freyja Mirus Veturia (31.12.20 00:39)
